Анна Викентьевна
Маевская(Крупенникова) Анна Викентьевна (1892 - 1982) закончила гимназию в городе Грозном, где изучала французский язык, математику, астрономию, итд. Помню, что даже в свои 88 лет она произносила некоторые французские фразы, но объяснить их точного значения уже не могла. С удовольствием вспоминала она о всяких проказах и шалостях гимназической поры: как намазали гимназисточки воском подошвы калош любимого учителя астрономии и как он поскользнулся на лесенке к телескопу и чуть не сломал себе ногу . (Телескоп в женской гимназии города Грозного, году этак в 1900 - неплохо, правда?). Еще вспоминала Анна Викентьевна как неоднократно съедали они натюрморт, что ставил для них учитель рисования. Еще вспоминала она о бале, на который были приглашены офицеры из местного гарнизона, о том как было весело и как некий офицер повел себя бестактно: подкрался сзади к одной из гимназисток (каков подонок!), сунул ей в руку коробку с конфетами (конфектами - произносила Анна Викентьевна) и попытался назначить свидание. Офицера этого потом судили судом чести в офицерском собрании. Впрочем, другая гимназистка убежала из дома с офицером в белой черкеске - тот все ездил под ее окнами на белой лошади. Вернулась она через много лет, без офицера, но с ребенком на руках и ни с кем больше никогда не разговаривала. Город Грозный в ту пору был местом экзотическим: временами на улице появлялись какие-то аборигены и с криками "Шах сей! Вах сей!" били себя плетьми и рубили кинжалом кожу на своих бритых черепах, женщины же рвали на себе одежды и волосы и посыпали головы дорожной пылью. Это был праздник. Временами на рынке начиналась резня и совершенно невозможно было понять кто кого и за что режет. К гимназическим годам Анны Викентьевны относится еще одна история: Однажды, несколько гимназистов (были приглашены и гимназистки из женской гимназии) решили устроить пикник в горах. Наняли экипажи, нагрузили их провизией и отправились на Бермамыт (наверное это было уже в окрестностях Кисловодска). После пикника компания сбилась с дороги и заехала в какой-то аул. Тут их радушно встретили горцы и еще угощали. видимо после всех этих угощений один из гимназистов взял да и похвалил хозяйский ковер. А надо сказать, что понравившуюся гостю вещь положено было дарить. Стала компания собираться домой и ковер им, как ни отказывались, пришлось взять,- насильно впихнули. Закон гостеприимства. Однако, как только отъехали они от аула, догнали их всадники, в числе которых был и гостеприимный хозяин, и отобрали ковер. Один из гимназистов вытащил револьвер и стал им размахивать, горцы револьвер отобрали, а гимназист получил по шее. Пока он у тебя дома, он гость, а выехал на дорогу - уже не гость, а обычный путник и его нужно ограбить. После гимназии Анна Викентьевна некоторое время, года два, работала учительницей в школе, однако долго работать не смогла так как характер имела вспыльчивый ("польская кровь" - говорили в семье) и шалости детей быстро выводили ее из себя. Каталась на роликовых коньках, носила узкую, длинную юбку, чудовищных размеров шляпу, зимой прятала руки в муфту. Тут она вскоре вышла замуж (лет 19-20) за сына церковного старосты одного из Пятигорских соборов. Венчалась в Пятигорске и стала жить в семье мужа, однако долго с ним не прожила, года 1.5-2, не более. Рассталась с ним без сожаления, инициатива развода принадлежала ей. Впоследствии она весьма неодобрительно отзывалась о том доме. По всей видимости там окончательно умерли ее и без того некрепкие религиозные чувства: местные и приезжие "батюшки" пили до положения риз, плясали русского, заправив рясы в штаны - "И-эх! Один Бог без греха!" и тискали по темным углам горничных. Без сожаления Анна покинула этот дом (детей у них с мужем не было), окончила курсы бухгалтеров и стала работать то там то сям, преимущественно в банках. Второй раз Анна Викентьевна вышла замуж году в 1914 за красавца - офицера, Крупенникова Александра Семеновича, 1889 года рождения, русского, родом из Баку, и видимо очень сильно любила его. Сын Лев родился в 1915 году и так как Анна Викентьевна очень хотела девочку, то первые годы жизни ее сыну пришлось провести в платьицах и бантиках, в которые его упорно наряжала моя бабушка. Не знаю уж как это все сказалось на его дальнейшей судьбе. По словам Анны Викентьевны штабс-капитан Крупенников был какой-то совершенно невероятный красавец, отбою от поклонниц не было, а сама она в молодости была похожа на Веру Холодную, тогдашнюю кинодиву. Другие свидетельствуют разное - говорят так же, что Анна Викентьевна вовсе не была красивой, а лишь обладала эффектной фигурой. Надо сказать, что на фотографическом портрете 20-х годов Анна Викентьевна с Александром Семеновичем отнюдь не выглядят секс-символами эпохи, видимо время, объектив и память не дружат.. Впрочем, в этой фотографии есть что-то другое, более ценное. Может быть это взгляд Анны Викентьевны, обращенный на меня? Начиналось смутное время. Анна Викентьевна с Александром Семеновичем жили тогда в Кисловодске, где Анна Викентьевна работала в банке. Кругом было неспокойно и Анна Викентьевна носила подаренный мужем маленький дамский "Браунинг" с перламутровыми инкрустациями на рукоятке. Прятала он его в муфту и очень любила разбирать его и чистить по вечерам.
Когда очередная власть водворялась в городе, то первым делом шли брать банк. После первого же такого взятия банк был пуст, но все последующие инсургенты исправно продолжали его брать и всегда оставляли там своего управляющего, а большевики - комиссара. Одного из большевистских комиссаров Анна Викентьевна хорошо запомнила: это был тихий и добрый человек, который никакого зла никому не причинил. Он только не умел читать и писать (считал он "пятками") и поэтому исполнять обязанности комиссара банка ему было трудно. ‚ довершении всего, банк стал выпускать собственные деньги и на этих банкнотах зачем-то необходима была подпись комиссара банка (будто бы это повышало доверие к выпущенным деньгам), а комиссар стеснялся ставить свой крестик на денежных знаках. Анна Викентьевна подписывалась за комиссара на этих банкнотах и потом не раз получала на базаре сдачу этими своими трижды фальшивыми купюрами. все равно, этого комиссара Анна Викентьевна вспоминала добрым словом, не то что других. Один из "других", - неизвестной партийной принадлежности, непонятной народности, небольшого роста (просто карла, да и только) отличался буйным нравом, все время кричал, угрожал всем маузером и бил себя ногайкой по голенищу сапога. Потом этот мутант срезал с большого письменного стола зеленое сукно и сшил себе их него невероятной ширины галифе. После этого он сбежал с остатками выпущенных банком денег. Крупенников Александр Семенович вскоре стал сотрудничать с новой советской властью и бороться с бандитизмом. Наверное это означало, что он скакал по горам и преследовал всех. кого считал бандитом. По роду своей службы Александр Семенович много ездил по Кавказу и часто подвергался арестам со стороны новых властей, которым служил, так как бдительный гегемон принимал его за переодетого белого офицера (видимо классовое чутье подсказывало, да и офицерскую выправку не спрячешь). Анна Викентьевна много раз вызволяла его из тюрем, ездила по городам Кавказа, показывала бумаги, просила и кланялась, однажды даже дошла до Кирова и Орджоникидзе, которые в то время приехали в Пятигорск укреплять советскую власть. Один раз она не успела освободить мужа, его увезли куда-то вместе с другими заключенными и следы затерялись. Потом она узнала, что муж ее был расстрелян, как белый офицер и враг существующего порядка. Долгие годы после этого Анна Викентьевна обязана была ежемесячно являться в отделение НКВД и "отмечаться" там, как вдова белого офицера. Существует большая путаница в датах смерти Александра Семеновича, как будто этот человек умирал несколько раз. В записках Анны Викентьевны в разных местах проставлены и 1935 год, и 1943 год, и даже 1952 год. Предполагаю, что на самом деле Александра Семеновича расстреляли не позже 1929-1930 года, а все предыдущие даты относятся к другим людям. Когда Анна Викентьевна составляла свои записки, ей было 86 лет (это было в 1978 году, за 4 года до ее смерти), она пережила множество смертей близких людей, от многих не осталось ничего, кроме воспоминаний, не то что документов, даже могил не осталось - так что путаница в датах смерти вполне понятна. Крутило и бросало Анну Викентьевну по градам и весям, многое перепуталось в ее жизни. Гимназистка на роликовых коньках, модная барышня с перламутровым браунингом в муфте, сиделка в госпитале, кокаинистка, бухгалтер в КБ Туполева, бухгалтер киностудии Мосфильм, одинокая пожилая женщина, пережившая трех мужей и сына, моя бабушка, "баба Аня". Не раз в своих странствиях Анна Викентьевна попадала в опасные положения и жизнь ее держалась на волоске. Однажды ей надо было срочно попасть в Пятигорск (чуть не к тем ли Кирову и Орджоникидзе), но поезда не ходили и экипажи не ездили, и Анна Викентьевна стала искать способ. К ней прибилась тогда еще одна женщина, тоже искавшая мужа по тюрьмам, и какой-то доктор, спешивший в Пятигорск по своим докторским делам. Втроем было не так страшно и это толкнуло троих на совершенно отчаянный шаг. В ту пору Кисловодск заняли анархисты, но власти там не установили по причине отвращения к оной, а просто тихо грабили всех подряд и немного насиловали по идеологическим соображениям. в Пятигорске же была не очень устоявшаяся власть большевиков и там грабили (именно по идеологическим соображениям) отнюдь не всех, а по выбору (это называлось экспроприацией экспроприаторов и конфискацией и касалось тех, кого считали богатыми) и если кого и насиловали, то без всякой идеологической надстройки и не более обычного. Занявшие Кисловодск анархисты жили в "Гранд-отеле" (недалеко от вокзала) и держали под парами бронепоезд. Использовали они этот бронепоезд ежедневно, но не для сражений, а для поездок в ресторан (единственный приличный ресторан доживал свои последние дни в Пятигорске), где обедали. Вот этот то бронепоезд и решили использовать две отчаянные (или отчаявшиеся) женщины и доктор. Каким-то образом они проникли в прицепленный к бронепоезду пустовавший купейный вагон, закрылись в купе и забаррикадировались. Поезд тронулся, нигде кроме как в Пятигорске он очутиться не мог, и казалось оставалось только ждать, но тут началось... То ли увидели анархисты женщин, то ли почувствовали их запах (склоняюсь к последнему), но только стали они ломиться в купе с недвусмысленными намерениями. Пришлось Анне Викентьевне и ее попутчикам выпрыгивать из окна вагона на ходу. Слава Богу поезд не остановился и беглецы спаслись. Даже обошлось без переломов - скорость была очень маленькая. Третий муж Анны Викентьевны был инженером (в ту пору - весьма респектабельная профессия) и работал на Урале, на строительстве какого-то крупного завода в Нижней Салде. Он спас ее от гибельной привычки к кокаину, увез ее с сыном на Урал, где было все по-другому, где жили такие необычные люди, где она впервые увидела иностранцев (это были специалисты из Америки, приглашенные на работу в Россию). Иностранцы Анне Викентьевне очень не понравились за то, что держали себя высокомерно и обещали местным девушкам жениться и увезти их в Америку, но никогда не женились, и вообще, как потом выяснилось, уже имели жен в Америке. С той поры Анна Викентьевна ко всем иностранцам вообще относилась со страхом и подозрением и верила в то, что все они шпионы и диверсанты. Помню, как во время фестиваля молодежи и студентов в 1956 году в Москве распространились слухи об иностранцах - шпионах - диверсантах, которые, пользуясь давкой в автобусах, делают советским детям уколы специальным шприцем и вводят им медленно действующий яд. Бабушка Аня верила в это и очень боялась людей похожих на иностранцев (настоящие иностранцы в Салтыковку не заезжали). Почему-то я не верил в эти шприцы и не боялся. Вероятно, по легкомыслию. Соседка наша, тетя Рита, тоже не верила в дурные замыслы иностранцев и тесно с ними дружила, за что поплатилась и однажды приехала домой совершенно наголо остриженой. Остригли ее в милиции, где таким образом боролись с международной проституцией, расцветшей пышным цветом. Тетю Риту некоторые считали проституткой и осуждали, но дело было гораздо более печальным: видимо уже тогда Маргарита Константиновна была психически нездорова и ее непреодолимое влечение к мужчинам носило патологический характер. Но это все было потом, после войны. Тогда люди делили время на "до войны" и "после войны". Сын Анны Викентьевны, Лев, к тому времени стал подростком 15 или 16 лет и по местным уральским обычаям уже был готов для женитьбы. Анна Викентьевна рассказывала, что в тех местах девушки сами выбирали себе мужей, а родители лишь подтверждали их выбор. Случилось так, что на какой-то молодежной вечеринке Лева (так его звали в семье) приглянулся одной девушке и та решила пригласить его на танец, а затем и в гости. Приглашение на танец в тех местах выглядело так: приглашавший просто садился на колени к приглашаемому, что всеми воспринималось вполне естественно, как очень светское и даже "тонкое" обращение. 16-ти летний Лева к местным обычаям еще не привык и был очень смущен. Еще более он смутился, когда ему, приглашенному в тот же вечер его партнершей по танцам в гости, стали показывать приданное девушки, демонстрировать содержимое сундуков. трясти шубами и т д. Видимо, сын инженера был завидной партией и семья старалась показать, что они тоже не лыком шиты. Конечно, Анна Викентьевна не допустила развития событий и сватовство не удалось. Кажется, семья девушки обиделась, но до вендетты дело не дошло - север. Анна Викентьевна не одобрила и самостоятельный выбор своего сына, когда тому действительно пришло время жениться, видимо не могла уступить его никакой другой женщине. Жену его и детей не жаловала и связи с ними не поддерживала. Помню, что домашние имена у всех в той семье были какие-то странные: Гася, Биба итд. Лев Крупенников окончил школу, и поступил в Архитектурный институт. Кажется он не окончил институт из-за войны и служил в инженерных войсках. Умер он в 1948 году от менингита оставив после себя 2-х детей. Непосредственно перед войной и во время войны Анна Викентьевна жила в поселке Салтыковке близ Москвы и каждый день ездила на работу в Москву на электричке. Во время воздушных налетов вместе с другими жильцами дома она пряталась в примитивном бомбоубежище, вырытом во дворе (простая яма, перекрытая настилом из бревен и досок - настоящая братская могила). Дом был перенаселен и жили там самые разные люди, часто несовместимые. Жила там бывшая поповна Александра Петровна с внучкой-гидроцефалом Леночкой, Петрович по кличке Пупок, с женой и сыном Игорем, Константин Андреевич с женой, дочкой Ритой и внуком Адиком, Анна Викнтьевна со мной - своим внучатым племянником. Жили и еще какие-то люди. Когда-то этот дом был чьей-то дачей, которую при советской власти экспроприировали и уплотнили, в результате чего там обитали шесть семей общей численностью 17 человек. Сама дача была деревянной, но кто-то надстроил второй этаж из кирпича и строение стало разваливаться. Обставленное многочисленными подпорками по периметру, оно напоминало Ноев ковчег на стадии постройки. Нос ковчега был устремлен в поле, а за полем была церковь в Николо-Архангельском, тогда еще не скрытая кронами деревьев.
